Подарки представляли собой целую проблему. Согласно этикету, ни один из членов Императорской семьи не вправе был заходить в магазин ни в одном городе. Владельцы магазинов должны были сами присылать свои товары во дворец. Александр (магазин в Петербурге, с которым можно сравнить магазин Эспри"с в Лондоне. Все остальные перечисленные магазины примерно такого же рода), Болен, Кабюссю, Сципион, Кнопп и другие торговцы отправляли в Гатчину один ящик за другим.
- Однако, - вспоминает Великая княгиня, - из года в год они присылали одно и то же. Если у них что-то покупали, эти купцы полагали, что нам и впредь потребуется то же самое. Как-то получалось, что у нас никогда не хватало времени отправить эти товары обратно, в Петербург. Кроме того, живя почти безвыездно во дворце, мы не имели ни малейшего представления о том, какие появились новинки. По-настоящему солидные магазины в то время не рекламировали своих товаров. Но даже если какие-то из них и рекламировали их, мы, дети, все равно их рекламу не смогли бы увидеть: приносить газеты в детские было строго-настрого запрещено. Подарок, который я всегда дарила Папа, был изделием моих собственных рук: это были мягкие красные туфли, вышитые белыми крестиками. Мне было так приятно видеть их на нем.
Карманных денег у Императорских детей не было. То, что они выбирали в качестве подарков для друзей и знакомых, оплачивалось из казны. Что сколько стоит, они не знали. Старшая сестра Ольги, Великая княжна Ксения, в которой мать души не чаяла, однажды очутилась в апартаментах Императрицы, когда две фрейлины распаковывали коробки с драгоценностями и безделушками от Картье из Парижа. Ксения, которой было тринадцать лет, еще не решила, что подарить родительнице. Неожиданно девочка увидела филигранный флакон для духов с пробкой, украшенной сапфирами. Она схватила флакон и стала упрашивать графиню Строганову не выдавать ее секрета. Этот флакон, должно быть, стоил целое состояние, и Ксения подарила его Императрице на Рождество. Немного позднее Мария Федоровна дала понять, что дети могут только любоваться коробочками от Картье и других ювелиров, и не более того.
Император Александр III ненавидел всякую показную роскошь. Ему ничего бы не стоило осыпать драгоценностями своих детей каждое Рождество, но вместо этого дети получали игрушки, книги, садовые инструменты и прочее.
И все-таки, несмотря на бережливость Императорской четы, рождественские подарки обходились ей дорого. Следовало одаривать всех родственников, как русских, так и зарубежных, весь придворный штат, правительственных чиновников, всю прислугу, солдат и матросов, служивших у Императорской фамилии. Списки, составляемые в канцелярии Министра Императорского двора, насчитывали несколько тысяч имен, и на всех карточках, прикрепленных к подаркам, стояли подписи Императорской четы. Такое количество подарков едва ли можно было подобрать индивидуально. Они представляли собой, главным образом, изделия из фарфора, стекла, серебра. Родственники и близкие друзья получали драгоценности.
За несколько недель до Рождества во дворце начиналась суматоха; прибывали посыльные с какими-то пакетами, садовники несли многочисленные елки, повара сбивались с ног. Даже личный кабинет Императора был завален пакетами, на которые Ольге и Мише было запрещено смотреть. В тесной кухне в задней части детских апартаментов миссис Франклин священнодействовала, готовя сливовые пудинги. Такое блюдо без труда могли бы изготовить и повара, но миссис Франклин и слышать не хотела о том, чтобы переложить эту обязанность на чужие плечи.
К Сочельнику все уже было готово. Пополудни во дворце наступало всеобщее затишье. Все русские слуги стояли возле окон, ожидая появления первой звезды. В шесть часов начинали звонить колокола Гатчинской дворцовой церкви, созывая верующих к вечерне. После службы устраивался семейный обед.
- Обедали мы в комнате рядом с банкетным залом. Двери зала были закрыты, перед ними стояли на часах казаки Конвоя. Есть нам совсем не хотелось - так мы были возбуждены - и как же трудно нам было молчать! Я сидела, уставясь на свой нож и вилку, и мысленно разговаривала с ними. Все мы, даже Ники, которому тогда уже перевалило за двадцать, ждали лишь одного - когда же уберут никому не нужный десерт, а родители встанут из-за стола и отправятся в банкетный зал.
Но и дети, и все остальные должны были ждать, пока Император не позвонит в колокольчик. И тут, забыв про этикет и всякую чинность, все бросались к дверям банкетного зала. Двери распахивались настежь, и "мы оказывались в волшебном царстве". Весь зал был уставлен рождественскими елками, сверкающими разноцветными свечами и увешанными позолоченными и посеребренными фруктами и елочными украшениями. Ничего удивительного! Шесть елок предназначались для семьи и гораздо больше - для родственников и придворного штата. Возле каждой елки стоял маленький столик, покрытый белой скатертью и уставленный подарками.
В этот праздник даже Императрица не возмущалась суматохой и толкотней. После веселых минут, проведенных в банкетном зале, пили чай, пели традиционные песни. Около полуночи приходила миссис Франклин и уводила не успевших прийти в себя детей назад в детские. Три дня спустя елки нужно было убирать из дворца. Дети занимались этим сами. В банкетный зал приходили слуги вместе со своими семьями, а Царские дети, вооруженные ножницами, взбирались на стремянки и снимали с елей все до последнего украшения. "Все изящные, похожие на тюльпаны подсвечники и великолепные украшения, многие из них были изготовлены Боленом и Пето, раздавались слугам. До чего же они были счастливы, до чего же были счастливы и мы, доставив им такую радость!"
Йен Воррес. Мемуары Великой Княгини Ольги Александровны, 1960
Перевод с английского В.В.Кузнецова, 1996