- Как мне нравятся вон те сапоги, лиловые, видишь? Надо же, какая зверская цена.
И тут я вдруг сказал:
- Я тебе их куплю. - Надо было выиграть время и придумать, под каким
предлогом лучше попросить ее молчать.
- Ой, Брэдли, это невозможно, они ужасно дорогие, с твоей стороны это
безумно мило, но я не могу.
- Почему же? Я вот уже несколько лет не делал тебе подарков, пожалуй,
с тех пор как ты стала большая, ни разу. Идем, смелее...
[...]
Мы уселись в два соседних кресла, и Джулиан попросила свой размер. Девушка в черном помогла ей натянуть сапог на мой серый нейлоновый носок. Высокое лиловое голенище обхватило ногу, взбежала кверху застежка-молния.
- В самый раз. Можно второй? - Был надет и второй сапожок.
Джулиан встала перед зеркалом, и я посмотрел на ее отражение. В новых сапожках у нее был потрясающий вид. Выше колен - открытые незагорелые ноги, а дальше - белый в голубую и зеленую полоску подол короткого платья.
Восторг Джулиан был в буквальном смысле слова неописуем. Лицо ее расплылось и сияло, она, забывшись, хлопала в ладоши, кидалась ко мне. Трясла меня за плечи, снова бросалась к зеркалу. Такая простодушная радость в другое время, наверно, совсем бы меня растрогала. Почему я увидел в ней тогда воплощение суеты мирской? Нет, эта молодая животная радость сама по себе была прекрасна и чиста. Я не мог сдержать улыбки.
- Брэдли, тебе нравится? По-твоему, у них не дурацкий вид?
- Вид шикарный.
- Ой, я так рада, ты такой милый. Вот спасибо тебе!
- Это тебе спасибо. Делая подарки, мы ублажаем собственную
натуру. - И я попросил чек.