- Лучше всего, маменька, пойдемте к нему сами и там, уверяю вас, 
сразу увидим, что делать. Да к тому же пора, - господи! Одиннадцатый 
час! - вскрикнула она, взглянув на свои великолепные золотые часы 
с эмалью, висевшие у ней на шее на тоненькой венецианской цепочке 
и ужасно не гармонировавшие с остальным нарядом. "Женихов подарок", - 
подумал Разумихин.
<p>  - ...А который час? Есть двенадцать? Какие у тебя миленькие 
часы, Дуня! Да что вы опять замолчали? Все только я да я говорю!..<br>
     - Это подарок Марфы Петровны, - ответила Дуня.<br>
     - И предорогие, - прибавила Пульхерия Александровна.<br>
     - А-а-а! какие большие, почти не дамские.<br>
     - Я такие люблю, - сказала Дуня.<p>
     "Стало быть, не женихов подарок", - подумал Разумихин и 
неизвестно
чему обрадовался.<p>
     - А я думал, это Лужина подарок, - заметил Раскольников.<br>
     - Нет, он еще ничего не дарил Дунечке.
	 <p>
	 (...)<p>	
   ...а зашла я к ним, главное, чтоб воротнички показать 
Катерине Ивановне; мне Лизавета, торговка, воротнички 
и нарукавнички дешево принесла, хорошенькие, новенькие 
и с узором. А Катерине Ивановне очень понравились, она 
надела и в зеркало посмотрела на себя, и очень, очень 
ей понравились: "подари мне, говорит, их, Соня, пожалуйста". 
Пожалуйста попросила, и уж так ей хотелось. А куда ей 
надевать? Так: прежнее, счастливое время только вспомнилось! 
Смотрит на себя в зеркало, любуется, и никаких-то, 
никаких-то у ней платьев нет, никаких-то вещей, вот уж 
сколько лет!<p> И ничего-то она никогда ни у кого не попросит; 
гордая, сама скорей отдаст последнее, а тут вот попросила, - 
так уж ей понравились! А я и отдать пожалела, "на что вам, 
говорю, Катерина Ивановна?" Так и сказала, "на что". Уж 
этого-то не надо было бы ей говорить! Она так на меня 
посмотрела, и так ей тяжело-тяжело стало, что я отказала, 
и так это было жалко смотреть... И не за воротнички тяжело, 
а за то, что я отказала, я видела. Ах, так бы, кажется, 
теперь все воротила, все переделала, все эти прежние слова... 
Ох, я... да что!.. вам ведь все равно! <p>
(...)<p>  
Только что нас благословили, я на другой день на полторы тысячи и 
привез: 
бриллиантовый убор один, жемчужный другой да серебряную дамскую 
туалетную 
шкатулку - вот какой величины, со всякими разностями, так даже у ней, 
у 
мадонны-то, личико зарделось. Посадил я ее вчера на колени, да, 
должно 
быть, уж очень бесцеремонно, - вся вспыхнула и слезинки брызнули, да 
выдать-то не хочет, сама вся горит. Ушли все на минуту, мы с нею как 
есть 
одни остались, вдруг бросается мне на шею ( сама в первый раз), 
обнимает 
меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне 
послушною, 
верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она 
употребит 
всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем пожертвует, а за все это 
желает 
иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, "ничего, 
ничего не надо, никаких подарков!"