Казалось бы, Варя была ей родней сестры, однако же свой подарок Поля раскутывала с опаской заслужить хоть необидный смешок. Но Варя все прекрасно поняла и благодарно прижала к груди скромный Полин дар. То был снопик простеньких полевых цветов, перевязанный ленточкой конфетной коробки. Всего нашлось там понемногу: и полевая геранька, раньше прочих поникающий журавельник, и - с розовыми вялыми лепесточками - дремка луговая, и простая кашка, обычно лишь в виде спрессованного сена достигающая Москвы, и жесткий, скупой зверобой, и желтый, с почти созревшими семенами погребок ярутки, и цепкий, нитчатый подмаренник, и еще десятки таких же милых и неярких созданий русской природы, собранных по стебельку, по два с самых заветных, вместе исхоженных лугов. Это походило на короткое благословение родины, залог ее верной, по гроб жизни любви.

- Их бы в воду теперь, хотя я их всю дорогу в чайнике и держала. Истомились от жары, бедные! Просто не знала, Варька, что тебе привезти...

Погрузив лицо в цветы, Варя улыбалась ей своими монгольскими, в ту минуту по-женски привлекательными глазами. Жизнь еще теплилась в этих обвядших травинках, а на золотых кувшинчиках зябры еще не высохла капля меда, а смолка еще липла к пальцам, а пушица не утратила своего шелковистого тепла.

- Eriophorum vaginatum! - почтительно произнесла Варя, и, верно, никогда так проникновенно не звучала Линнеева латынь; вдруг вспомнилось, что на том берегу, на заболоченной пойме росла у них пушица. Она ужаснулась размеру подвига: - безумная, ты для этого ездила за Енгу?
- О, я туда на лодочке, быстро!..- и сама вся светилась отраженной радостью подружки. - Знаешь, они еще живые... их только надо в воду поскорей!
- Ты бесконечно милая, - с закушенными губами сказала Варя и, отвернувшись к окну, влажными глазами посмотрела во глубину родной земли, в крохотную, еле поставленную на картах точку.