Равик вышел из палаты. В коридоре он столкнулся с сестрой-сиделкой.
- Пациент из двенадцатой палаты умер, - сказал он. - Полчаса назад.
Вам
больше не придется просиживать ночи у его постели. - И,
увидев ее
растерянное лицо, добавил: - Он вам что-нибудь подарил?
- Нет, - ответила она, немного помедлив. - Очень уж он был
неприветлив,
этот мсье. А в последние дни все время молчал.
- Да, в последние дни ему было не до разговоров.
Сестра посмотрела на Равика взглядом рачительной домохозяйки.
- У него был изумительный несессер. Все из серебра. Пожалуй, для
мужчины даже слишком изящный. Подошел бы скорее даме...
- Вы и ему это сказали?
- Да, как-то пришлось к слову. Во вторник ночью - тогда ему как
будто
стало легче. Он возразил, что серебро подходит и для мужчин. И
что щетки
очень хороши. Таких, мол, больше не делают... А вообще он
был очень
молчалив.
- Теперь все заберет полиция. У покойного не осталось родных.
Сестра огорченно кивнула.
- Жаль. Серебро почернеет. А щетки испортятся, если будут лежать
без
употребления. Их следовало бы хорошенько вымыть.
- Да, жаль, - сказал Равик. - Уж лучше бы они достались вам. Тогда
хоть
кто-то мог бы порадоваться.
Сестра благодарно улыбнулась.
- Бог с ними. Я ни на что и не рассчитывала. Умирающие вообще очень редко делают подарки. Только выздоравливающие. Умирающие не верят, что умирают. Потому ничего и не дают. А иной раз не дают со злости. Вы и не представляете себе, господин доктор, до чего противны иной раз умирающие! И чего только от них не наслышишься, пока они наконец не отдадут Богу душу!
По-детски краснощекое лицо сестры было открытым и ясным. Все, что творилось вокруг, ничуть ее не трогало, если не касалось непосредственно ее маленького мирка. Умирающие были для нее непослушными или беспомощными детьми. За ними надо было ухаживать до их последнего вздоха. Их сменяли новые больные, одни выздоравливали и делали подарки, другие не дарили ничего, а третьи просто умирали. Так уж повелось, и волноваться из-за этого не приходилось.