...
Не успели поздороваться, как подошел трамвай, идущий на Телеграф-
авеню. Мартин поддержал сестру под локоть, чтобы помочь ей сесть. И
она поняла, что сама хочет идти пешком. Стоя на ступеньке. Гертруда
обернулась к нему, и у нее сердце сжалось от его ввалившихся глаз.
- А ты разве не поедешь? - спросила она. И тот час же сошла с трамвая
и очутилась рядом с ним.
- Я всегда хожу пешком, для моциона, - объяснил он.
- Ну что ж, я тоже пройдусь немножко, - мне это полезно, - сказала
Гертруда, - мне это полезно. Я что-то плохо себя чувствую в последнее
время.
...
- Уж лучше подожди трамвая, - сказал Мартин, когда они дошли до
следующей остановки. Он заметил, что Гертруда начала задыхаться.
- Господи, помилуй! И верно, ведь я устала, - сказала она. - Но и
тебе тоже не мешало бы сесть на трамвай. Подошвы твоих башмаков
такие, что пожалуй, протрутся, прежде чем ты дойдешь до Северного
Окленда.
- У меня дома еще одна пара башмаков, - отвечал Мартин.
- Приходи завтра обедать, - сказала Гертруда неожиданно. - Бернарда
не будет, он едет по делам в Сан-Леандро.
Мартин отрицательно покачал головой, но не сумел скрыть жадный
огонек, сверкнувший в его глазах при упоминании об обеде.
- У тебя нет ни пенса, Март, вот от чего ты ходишь пешком. Моцион,
как же!
Она хотела презрительно фыркнуть, но из этого ничего не вышло.
- Погоди-ка...
И, порывшись в сумочке, Гертруда сунула Мартину в руку.
- Я забыла, что на днях было твое день рождение, - пробормотала она.
Мартин инстинктивно зажал в руке монету. Он сразу же почувствовал,
что не должен принимать этого подарка, но заколебался. Ведь этот
золотой кружочек означал пищу, жизнь, возвращение сил духовных и
телесных, новый прилив творческой энергии, и - как знать! - может
быть он напишет что-нибудь такое, что принесет ему много таких же
золотых монет. Ему ясно представились две его последние статьи,
которые валялись под столом среди груды других рукописей, так как не
на что было купить марок. Печатные заголовки так и горели у него
перед глазами. Статьи назывались "Жрецы чудесного" и "Колыбель
красоты". Он еще никуда не посылал их, но знал, что это лучшее из
всего написанного в этом роде. Только бы купить марки. Уверенность в
успехе вдруг возникла в нем и довершила то, что начал голод: быстрым
движением он сунул в карман монету.
- Я тебе верну в сто раз больше, Гертруда, проговорил он с трудом,
потому что судорога сдавила ему горло и в глазах мелькнули слезы. -
Запомни мои слова! - Не пройдет и года, как я принесу тебе ровно
сотню таких золотых кругляков. Я не прошу тебя верить мне. Ты должна
только ждать. А там увидишь!
...
"Запоздалый" после недолгого путешествия обрел пристанище в издательстве Меридит-Лоуэл. Вспомнив о своем обещании Гертруде возвратить пять долларов сторицею, Мартин написал в издательство письмо с просьбой выслать аванс в размере пятисот долларов. К его удивлению, чек на эту сумму был немедленно выслан. Мартин разменял его на золото и позвонил Гертруде, что хотел бы повидать ее.
Гертруда пришла запыхавшись, так как очень торопилась. Предчувствуя недоброе, она положила в сумочку весь свой наличный капитал; она была настолько уверена, что с Мартином стряслась беда, что сразу же расплакалась у него на груди и стала совать ему в руку принесенные деньги.
- Я бы сам пришел к тебе, - сказал Мартин, но я не хотел ругаться с
мистером Хиггинботамом! А без этого наверно, не обошлось бы!
- Ничего, он скоро упокоится, - уверяла его сестра, стараясь угадать,
что именно случилось с Мартином. - Но только ты поскорей поступай на
службу. Бернард любит, чтобы люди занимались честным трудом. Эта
статья в газете его совсем взбесила. Я никогда не видела его в таком
остервенении.
- Я не хочу поступать на службу, - сказал ей Мартин, - можешь
передать это ему от моего имени. Мне никакая служба не нужна. Вот
тебе доказательство.
И он высыпал ей на колени сто сверкающих и звенящих золотых
пятидолларовых монет.
- Помнишь, ты дала мне пять долларов, когда у меня не было на
трамвай? Вот тебе эти пять долларов и еще девяносто девять братьев,
разного возраста, но одинакового достоинства.
Если Гертруда шла к Мартину в ужасе, но теперь ею овладел панический
ужас. Этот ужас не оставлял места сомнениям. Она не подозревала, она
была уверена. В страхе она смотрела на Мартина, дрожа всем телом,
словно эти золотые кружочки жгли ее адским огнем.
- Это все твое, - сказал Мартин со смехом.
Гертруда разразилась громкими рыданиями.
- Бедный мой мальчик, бедный мой мальчик! - запричитала она.
На мгновение Мартин опешил. Но тут же он понял причину волнения
сестры и показал ей письмо книгоиздательства. Гертруда с трудом
прочла его, вытерла глаза и, наконец, неуверенно спросила:
- Значит, ты получила эти деньги честным путем?
- Еще бы! Я даже не выиграл их, а заработал.
- Ее взгляд понемногу прояснился, и она внимательно перечла письмо.
Мартин не без труда объяснил ей, за что он получил такую большую
сумму денег. Еще труднее было объяснить, что деньги эти принадлежат
ей, что он в них не нуждается.
- Я положу их в банк на твое имя, - решила Гертруда.
- Нет! Если ты не возьмешь их, я отдам их Марии. Она сумеет их
использовать. Я требую, чтобы ты наняла служанку и отдохнула как
следует.
- Пойду, скажу Бернарду, - сказала Гертруда, вставая.
Мартин слегка нахмурился, но тотчас рассмеялся.
- Расскажи, расскажи, - сказал он. - Может быть, теперь он пригласит
меня обедать.
- Конечно, пригласит! То есть я просто уверенна в этом! - с жаром
воскликнула сестра, бросаясь к нему на шею.