Уже смеркалось, когда вошел священник. Приносили суп, потом убрали тарелки, и я лежал, глядя на ряды коек и на верхушку дерева за окном, слегка качающуюся от легкого вечернего ветра. Ветер проникал в окно, и с приближением ночи стало прохладнее. Мухи облепили теперь потолок и висевшие на шнурах электрические лампочки. Свет зажигали, только если ночью приносили раненого или когда что-нибудь делали в палате. Оттого что после сумерек сразу наступала темнота и уже до утра было темно, мне казалось, что я опять стал маленьким. Похоже было, как будто сейчас же после ужина тебя укладывают спать. Вестовой прошел между койками и остановился. С ним был еще кто-то. Это был священник. Он стоял передо мной, смуглый, невысокий и смущенный.
- Как вы себя чувствуете? - спросил он. На полу у постели он положил какие-то свертки.
- Хорошо, отец мой.

Он сел на стул, принесенный для Ринальди, и смущенно поглядел в окно. Я заметил, что у него очень усталый вид.
- Я только на минутку, - сказал он, - Уже поздно.
- Еще не поздно. Как там у нас?

Он улыбнулся.
- Потешаются надо мной по-прежнему. - Голос у него тоже звучал устало.
- Все, слава Богу, здоровы. Я так рад, что у вас все обошлось, - сказал он.
- Вам не очень больно?

Он казался очень усталым, а я не привык видеть его усталым.
- Теперь уже нет.
- Мне очень скучно без вас за столом.
- Я и сам хотел бы вернуться поскорее. Мне всегда приятно было беседовать с вами.
- Я вам тут кое-что принес, - сказал он. Он поднял с пола свертки. - Вот сетка от москитов. Вот бутылка вермута. Вы любите вермут? Вот английские газеты. - Пожалуйста, разверните их.
Он обрадовался и стал вскрывать бандероли. Я взял в руки сетку от москитов. Вермут он приподнял, чтобы показать мне, а потом поставил опять на стол у постели.