Уже смеркалось, когда вошел священник. Приносили суп, потом
убрали
тарелки, и я лежал, глядя на ряды коек и на верхушку дерева за окном,
слегка
качающуюся от легкого вечернего ветра. Ветер проникал в
окно, и с
приближением ночи стало прохладнее. Мухи облепили теперь потолок и
висевшие на шнурах электрические лампочки. Свет зажигали, только если
ночью приносили раненого или когда что-нибудь делали в палате.
Оттого что после сумерек сразу наступала темнота и уже до утра было
темно, мне казалось, что я опять стал маленьким. Похоже было, как
будто сейчас же после ужина тебя укладывают спать. Вестовой прошел
между койками и остановился. С ним был еще кто-то. Это был
священник. Он стоял передо мной, смуглый, невысокий и смущенный.
- Как вы себя чувствуете? - спросил он. На полу у постели он
положил
какие-то свертки.
- Хорошо, отец мой.
Он сел на стул, принесенный для Ринальди, и смущенно поглядел в окно.
Я
заметил, что у него очень усталый вид.
- Я только на минутку, - сказал он, - Уже поздно.
- Еще не поздно. Как там у нас?
Он улыбнулся.
- Потешаются надо мной по-прежнему. - Голос у него тоже звучал
устало.
- Все, слава Богу, здоровы. Я так рад, что у вас все обошлось, -
сказал он.
- Вам не очень больно?
Он казался очень усталым, а я не привык видеть его усталым.
- Теперь уже нет.
- Мне очень скучно без вас за столом.
- Я и сам хотел бы вернуться поскорее. Мне всегда приятно
было
беседовать с вами.
- Я вам тут кое-что принес, - сказал он. Он поднял с пола
свертки. -
Вот сетка от москитов. Вот бутылка вермута. Вы любите вермут? Вот
английские газеты.
- Пожалуйста, разверните их.
Он обрадовался и стал вскрывать бандероли. Я взял в руки сетку
от
москитов. Вермут он приподнял, чтобы показать мне, а потом поставил
опять на
стол у постели.