Стояло одно из тех резких, ветреных, сияющих петербургских  утр, 
когда
последние прозрачные куски  ладожского льда  уже унесены  Невою  в 
залив,  и
индиговые волны ее, вздымаясь, плещут в  береговой гранит, и  
причаленные  к
стенке огромные буксиры и  барки мерно  трутся и скрипят, и  медь  и 
красное
дерево заякоренных  паровых яхт  сияют под  изменчивым  солнцем. Я 
испытывал прекрасный  новый английский велосипед,  подаренный мне на 
двенадцатый  день рождения,  и пока  я катил  к нашему  розоватого  
камня  дому  на Морской по гладкой, ровно паркет, деревянной панели, 
сознание того,  что я серьезнейшим образом ослушался гувернера, 
терзало меня  меньше,  чем зернышко жгучей боли на   крайнем   
севере  моего   глазного   яблока…