Э.М. Ремарк. Возвращение (1)

- Что с тобой, Эрнст? - спрашивает отец. - Ты и четверти часа не посидишь на месте.
- Это, наверное, от усталости, - полагает мать.
- Нет, - говорю я в каком-то смятении и стараюсь разобраться в себе, - нет, не то. Но я, кажется, действительно не могу долго усидеть на стуле. На фронте у нас не было стульев, мы валялись где попало. Я просто отвык.
- Странно, - говорит отец.

Я пожимаю плечами. Мать улыбается.

- Ты еще не был у себя в комнате? - спрашивает она.
- Нет, - говорю я и отправляюсь к себе.

Я открываю дверь. От знакомого запаха невидимых в темноте книг у меня бьется сердце. Нетерпеливо включаю свет. Затем оглядываюсь.

- Все осталось как было, - говорит за моей спиной сестра.
- Да, да, - отвечаю я, лишь бы отделаться: мне хочется побыть одному.

Но все уже здесь. Они стоят в дверях и ободряюще поглядывают на меня. Я сажусь в кресло и кладу руки на стол. Какой он удивительно гладкий и прохладный! Да, все на старом месте. Вот и пресс-папье из коричневого мрамора - подарок Карла Фогта. Оно стоит на своем месте, между компасом и чернильницей. А Карл Фогт убит на Кеммельских высотах.

- Тебе разонравилась твоя комната? - спрашивает сестра.
- Нет, почему же? - нерешительно говорю я. - Но она какая- то маленькая...

Отец смеется:
- Какая была.
- Конечно, - говорю я, - но почему-то мне казалось, что она гораздо просторней.
- Ты так давно не был здесь, Эрнст! - говорит мать.

Я молча киваю.

- На кровать, пожалуйста, не смотри, Я еще не сменила белья.

Я ощупываю карман своей куртки. Адольф Бетке подарил мне на прощание пачку сигар. Мне хочется закурить. Все вокруг стало каким-то зыбким, как при головокружении. Я жадно вдыхаю табачный дым, и сразу становится легче.

- Как? Ты куришь сигары? - удивленно и чуть ли не с упреком говорит отец.

Я недоуменно вскидываю на него глаза:
- Разумеется; они входили на фронте в наш паек; мы получали по три-четыре штуки ежедневно. Хочешь?

Покачивая головой, он берет сигару:
- Раньше ты совсем не курил.
- Да, раньше... - говорю я, чуть посмеиваясь над тем, что он придает этому такое значение. Раньше я бы, конечно, не позволил себе смеяться над отцом. Но почтение к старшим испарилось в окопах. Там все были равны.

Перевод с немецкого М. Горкина