В конце сентября я возвращаюсь в Москву. В аэропорту ты встречаешь 
меня, как всегда, в зоне досмотра - твои поклонники с таможни, как всегда, пропустили тебя.
Мы обнимаемся, ты берешь мой чемодан, я прохожу таможню довольно 
быстро - ведь,
кроме лекарств для друзей, я ничего не везу. Ты беспрерывно говоришь 
о разных
разностях. Я чувствую, что ты что-то затеял.
<p>
Дома ты открываешь дверь нашей квартиры, обитую дерматином, - соседи 
жаловались
на избыток ежедневной музыки. Я вхожу в гостиную: везде горит свет, 
все убрано,
на низком столике - фрукты, в вазах - цветы. Ты смотришь на меня, и в 
твоих
глазах я вижу ликование, какое бывало у меня, когда мои дети, едва 
проснувшись
наутро после рождества, бросались разворачивать подарки. Ни слова не 
говоря, ты
подводишь меня к двери в спальню и несколько театральным жестом 
открываешь ее.
<p>
На большом голубом ковре, на кровати, на стуле, куда мы обычно вешаем 
одежду, на
маленьком столике, где стоят твои туалетные принадлежности, и даже на
подоконнике - десятки серебристых шкур, настоящий меховой ковер - 
серая
симфония. Ты говоришь:
<p>
- Это мех, который ты так любишь. Все охотники России прислали мне 
самые
красивые шкурки для тебя. Это баргузинский соболь, самый редкий - 
посмотри, ты
можешь сшить самую красивую в мире шубу. Тебе не будет холодно этой 
зимой.