Мегги проводила его до конюшни, там гнедой мерин джиеленбоунского трактирщика двое суток до отвала кормился сеном с отрубями, словно в каком-то лошадином раю. Отец Ральф кинул ему на спину потертое трактирщиково седло, наклонился и стал затягивать подпругу, а Мегги, прислонясь к тюку с соломой, следила за ним глазами. Но вот он кончил и выпрямился.

- Смотрите, что я нашла, святой отец, - сказала тогда Мегги и протянула руку, на ладони ее лежала бледная розовато-пепельная роза. - Только она одна и расцвела. Я ее нашла на задворках, там есть куст под опорами цистерны. Наверно во время пожара он был заслонен от жары, а потом укрыт от дождя. Вот я и сорвала ее для вас. Это вам на память обо мне.

Он протянул руку - рука чуть дрогнула, постоял минуту, глядя на полураскрывшийся цветок на ладони.

- Мегги, никакие напоминания о тебе мне не нужны ни теперь, ни впредь. Ты всегда со мной, и ты это знаешь. Мне все равно не скрыть это от тебя, правда?
- Но иногда все-таки хорошо, если памятку и потрогать можно, - настаивала Мегги.
- Достанете ее, посмотрите - и она напомнит вам такое, о чем вы иначе можете позабыть. Пожалуйста, возьмите, святой отец.
- Меня зовут Ральф, - сказал он. Открыл маленький саквояж, в котором возил все, необходимое священнику, и достал молитвенник в дорогом перламутровом переплете.
Его отец, давно уже покойный, подарил ему этот молитвенник, когда Ральф принял сан, долгих тринадцать лет тому назад. Страницы раскрылись там, где лежала закладка - широкая лента плотного белого шелка; он перевернул еще насколько страниц, вложил между ними цветок и закрыл книгу.