М.Анчаров. Теория невероятности

У моего знакомого поэта я рылся в архивах и нашел такую притчу:

"Первый сказал: "Счастье - это когда много работы и много любви, и тогда работа толкает к любви, а любовь порождает работу".
Второй сказал: "Чепуха. Счастье - это когда нет ни занятий, ни домашних заданий, ни работы, ни отпусков, ни каникул, а есть только весна, лето, зима, осень и можно писать их красками и кистями, и резцом, и пером круглосуточно и без отдыха".
Третий сказал: "Счастье - это когда можно выдумывать и бросать идеи пачками и не заботиться о том, что они не осуществятся".
Четвертый сказал: "Счастье - это когда спасаешь, помогаешь, стоишь насмерть за правое дело, защищаешь и делаешь подарки".
И только пятый молчал. Ибо он боялся признаться, что его счастье - это сожрать все то, что придумают и добудут остальные четверо.
Люди, запомните: если что-нибудь не ладится в вашей жизни, это значит, что рядом с вами или в вас самих завелся пятый..."

Я спросил своего поэта, какого черта он не опубликует эту притчу? В ней же все сказано. Ее же надо в детские хрестоматии вписать и не принимать на физмат, если чадо не знает ее наизусть.
"Заткнись, двоечник, - сказал мне поэт. - Стану я дрессировать физиков! У меня свои задачи".
У него свои задачи! Впрочем, может быть, у него действительно свои задачи. В общем-то ему ведь нужен стих, а не притча.
- Я тоже знала одного поэта... - сказала Катя.
Видимо, она все время думала о своем. И тут у меня впервые зародилась мысль о невероятности. Я знаю теорию относительности и теорию вероятности. Я подумал: а что, если построить теорию невероятности?

....................

Я пошла в одну сторону, а он в другую. Нет, он не пошел. Он стоял и ждал, пока я совсем не уйду. А я шла тогда и думала: вот он стоит и слушает, как затихают ее легкие шаги, стук ее каблуков. А потом я вспомнила, что на мне тапочки - кеды, и никакого стука каблуков, конечно, не было. Я еще ни разу в жизни, понимаете... не стояла на высоких каблуках. Какая я была дура!
Хотите, я расскажу, как у меня появились туфли на высоком каблуке? Слушайте, это важная история. Здесь дело не в туфлях. Когда я пришла на этот скверик возле кино, его еще не было. Стояла какая-то компания - парни и девушки. Бренчали на гитаре. Тогда только входили в моду туристские песни и узкие брюки. И еще неясно было, можно их носить или, если кто носит, тот уж обязательно нехороший человек. Я уже хотела уйти. Какое тут может быть свиданье! Потом, смотрю, появился он. У меня сразу что-то оборвалось. И я не пошла навстречу. А тут его заметили из этой компании и начали ему салютовать. Оказалось, знакомые. Совсем плохо. Но он отыскал меня на скамейке, подошел, взял за руку и подвел к компании.
- Познакомьтесь, - говорит. - Это мой друг.
Я тогда подумала - наплевать. Стиляги или кет, мне все равно. Такое было настроение, что все равно. И потом я подумала: не может быть, чтобы он был плохой человек. Не поверила ни во что плохое. Я подумала: кто бы они ни были, он меня в обиду не даст. Наверно, это не стиляги, наверно, это какие-нибудь артисты. А оказалось, что они археологи. И собираются в экспедицию куда-то в Херсон. Мне даже скучно стало. Потому, что я уже настроилась на отчаянные приключения. И потом я не думала, что так сухо пройдет мое первое свидание. А он на меня иногда поглядывал, пока мы все шли по улице к метро, и только подмигивал. Мне было неловко с ними - девушки были все нарядные. Но мне потом стало наплевать. Я только его разглядывала исподтишка. Знаете, что мне в нем нравилось? Что он к ним не подлизывался. Был какой есть, и все. А какой он есть, я не могла понять. Может быть, он сам не знал, какой он есть. На лбу морщины. Парень один долговязый все посмеивался надо мной. Мне стало вдруг обидно почему-то, а он сказал парню: "Цыц!" - и парень сразу перестал ко мне приставать, и у меня обида прошла. Он сразу угадал, что я обиделась.
Он вообще все угадывал. Когда мы пришли в Петровский пассаж, и встали в очередь за Рабиндранатом Тагором, он вдруг посмотрел на меня и сказал:
- Ладно. Пошли туфли покупать. Пошли, вырвем туфли самые лучшие на свете.
Девушка, одна самая из них красивая, сказала испуганно:
- Погодите... Может быть, Катя не собиралась туфли... Может быть, у нее... Он тогда сказал:
- Чепуха. Первую зарплату надо тратить широко.
А ведь я ему не говорила, что у меня первая зарплата и что я хочу туфли.
Нас потом притиснули к прилавку. Он пошел, красивая девушка и этот долговязый парень увязались за нами. Нас притиснули к прилавку. Стоим разглядываем полки с обувью. Потом я протолкалась и села на плюшевый стул.
- Катя, берите вон те, лодочки, - сказал он. - Серебряные, с пуговицей. На тонком каблуке.
- Послушайте, - сказала девушка. А продавщица презрительно усмехнулась и сказала:
- С пуговицей... Туфли графитового цвета с кожаной розочкой - триста пятьдесят рублей.
- Ух ты! - сказал он и собрал морщины на лбу.
Девушка эта взяла простенькие такие туфли на полусреднем каблуке и протянула мне. Я спрятала под стул ноги в кедах, покраснела как рак и стала разуваться. А передо мной напротив зеркало, и мне видно, как все смотрят мне в затылок. Я взяла туфлю, перекинула ногу на ногу и начала ее надевать. А у меня оттянулся рукав, и стала видна татуировка на запястье. Я тут же поправила рукав, но парень успел разглядеть-могила и надпись: "Не забуду мать родную". Парень вытаращил глаза и спросил драматическим шепотом, я услышала:
- Она из уголовных?
Тогда тот человек сказал ему:
- Чудовище! Что ты мелешь! Такую надпись делают детдомовцы... Где ты такой рос, что ничего не знаешь! Стой здесь.
А сам ушел. Мне так обидно стало опять, до слез. А парень разглядывает меня в зеркале, как я примеряю туфли. Потом сказал:
- Это очень красиво, когда девушка примеряет туфли. Особенно если это отражается в зеркале напротив. Я сразу поставила ногу на пол. Болтает сам не знает что. А девушка смотрит мечтательно на графитовые с розочкой и говорит:
- Вот эти бы хорошо.
Я ей тихонько отвечаю:
- У меня не хватит...
- Да. Ясно, - говорит она.
Тут протиснулся ОН и поманил продавщицу.
- Заверните ей серебряные туфли. Которые с пуговицей. Ясно?
И протягивает ей чек.
Пока я поняла, что произошло, они все трое исчезли.
Потом я, как во сне, надела туфли, завернула кеды в газету и пошла к выходу. Я бы, конечно, никогда не взяла такого подарка, но тут я была как во сне, честное слово. Я стала пробиваться сквозь толпу в магазине и увидела их всех. Всю компанию. Я просто не могла к ним подойти. Сердце выпрыгивало. Я только слышала каждое их слово, хотя они меня совсем не видели.
- Зачем вы это сделали? - спросила эта девушка. - Это нехорошо. Она может обидеться. Это пижонство. Подумайте - дед-мороз!
- Факт, пижонство, - сказал он. - Поэт должен прожигать жизнь. Такая психология. А разве не так? Подчинимся общему мнению.
- Я этого не говорю.
- Чудаки, - сказал он. - Вы сейчас увидите маленькое, еще робкое чудо... Она пойдет по улице, перебирая ногами, чуть склонившись вперед, потому что каблуки высокие, а она пойдет на них первый раз... Слушайте, братцы, по Петровке, где за домами пылает солнце, идет не девочка, а женщина, и волосы тяжело оттягивают ей голову... Тоненькая, изящная, в туфлях графитового цвета с кожаными цветками на каждом носке... А, братцы? Еще неизвестно, кому этот подарок, ей или нам... А ты, старик, догонишь ее и пригласишь ее к себе в гости и меня. По-моему, у вас сегодня гости? Я хочу повидать свою старую учительницу.
Я поняла, что он этого хочет, и сразу пошла к выходу. Сердце у меня прямо выпрыгивало. Я увидела, что они меня заметили и двинулись вслед за мной.
Я шла по Петровке и только думала: хочу пройти так, как он описал. По- моему, у меня получилось. Только сердце прямо выпрыгивало. Я была не я, была какая-то совсем другая. Это было как чудо. Потом я оглянулась и вижу, они все стоят в дверях Пассажа и смотрят на меня. А потом вслед за мной побежал долговязый парень. Он догнал меня, тронул за локоть. Я подняла к нему лицо и увидела, что лицо у него растерянное.