версия для печати
добавить в избранное

Сизый дым прошлого… (Из «Истории моей жизни» Д.Д. Казановы)

На страницах мемуаров знаменитого соблазнителя часто можно наткнуться на рассказы о полученных – преподнесённых Казановой подарках. Что это – часть правдивого отчёта о «своей жизни»? Пожалуй, но не всегда. Фиксируя на бумаге подробности канувших в небытиё лет, Джакомо Джироламо, вольно или невольно, превращал свою биографию в литературу, привнося в рассказ романные приёмы родного ему XVIII века. И описывая имевшие место в действительности факты получения-вручения подарков, Казанова давал им вполне художественную смысловую нагрузку. Подарки были частью антуража, создававшего образ соблазнителя – учёного – литератора – авантюриста. Отношение к подарочным ситуациям самого автора и героя в одном лице, было отражением жизненной философии, проповедуемой Казановой со страниц своего главного произведения.

Итак, подарков сладострастный итальянец получал предостаточно. Но интереса заслуживают не столько сами подарки, сколько отношение Джилорамо к ним. Молодой Казанова искренне радуется каждому полученному дару – и ни один не ценит.

Во время пребывания в Турции восемнадцатилетний Казанова заводит знакомство с 60-летним знатным мусульманином. И неожиданно для себя обретает на чужбине поистине отцовское отношение. Старый Юсуф опекает Джироламо, учит его уму разуму – и, конечно же, дарит подарки.

«Мы повстречались с ним в лавке одного армянина; когда он вошел, я как раз присматривался к разным товарам, но, сочтя цену слишком высокой, решился уже ничего не покупать. Юсуф, взглянув на товары, представлявшиеся мне дорогими, похвалил мой вкус, но сказал, что цена отнюдь не высока, и, купив все это, удалился. Назавтра он с раннего утра отослал все мне в подарок.

…

Накануне отъезда прощался я с честным стариком и увидал на глазах его слезы; и сам плакал в ответ. Он сказал, что, отказавшись принять его дар, я снискал такое его уважение, что, как он чувствует, оно не могло бы стать глубже, когда б я даже этот дар принял. Взойдя на корабль вместе с г-ном Джованни Дона, я обнаружил подаренный Юсуфом ларь. В нем заключалось две сотни фунтов кофе мока, сто ливров коноплиного табаку в листьях и еще два больших сосуда, полных один табаку "запанди", а другой табаку камуссадов. Сверх того - ясминный кальян с золотою филигранью».

Понять нематериальную ценность этого подарка, помогает разговор, состоявшийся между Юсуфом и Казановой несколькими неделями ранее, в котором заядлый курильщик Джакомо упомянул, что ему всегда приходится довольствоваться дешёвым табаком. Одаривая, Юсуф проявляет наблюдательность и чуткость, а главное – свою любовь к юноше.

Казанова растроган, но особой бережности к подаркам не проявляет – драгоценный кальян продаётся за сто цехинов, сбываются с рук и другие подарки «честного старика».

Джироламо не считает зазорным и передарить подарки – так он поступает, например, с безделушками из саксонского фарфора или с вином, полученным в дар от своего приятеля господина Бонваля – «дюжина бутылок мальвазии из Рагузы и другая дюжина - настоящего вина со Скополо: оно большая редкость. На Корфу я поднес его в подарок с немалой пользой для себя».

Молодой авантюрист не хранит «вещественных знаков невещественных отношений», свидетельств дружбы или любви. В отличие от героев романтической или сентиментальной прозы, ему не приходит в голову хранить записки возлюбленных. Вот долговые расписки – другое дело.

Причина подобного практицизма – отчасти в цинизме, отчасти в свойственном молодости равнодушии к прошлому и даже настоящему. Казанова признаётся читателю, что больше, чем настоящее, его занимало будущее – и одной из причин, которая не позволяла ему остановиться в своих странствиях была уверенность, «что я стану знаменит среди просвещенных народов, прославившись хотя в искусствах, хотя в изящной словесности либо на любом ином поприще; мне нестерпима была мысль о том, что сверстники мои пожнут славу, быть может, уготованную мне». А значит, не стоит привязываться к вещам и задерживаться в пути.

Впрочем, у такого образа действий есть философское обоснование. В самом начале «Истории…» вниманию читателей предлагается происходящий между уже упомянутым ранее мусульманином Юсуфом и юным Казановой спор о табачном дыме.

«Согласившись с его доводами, я отвечал, что трубку и в самом деле можно полагать истинным удовольствием, лишь когда табак в ней всем хорош.

- Конечно, - отозвался он, - отличный табак необходим, дабы получать от курения удовольствие; но не он главное, ибо удовольствие от хорошего табака - лишь чувственное удовольствие. Истинное наслаждение ничуть не зависит от органов чувств и воздействует на одну только душу.

- Не могу вообразить себе, дорогой Юсуф, какими удовольствиями могла бы наслаждаться душа моя без посредства чувств.

- Так слушай. Получаешь ли ты удовольствие, набивая трубку?

- Да.

- Которому же из чувств отнесешь ты его, если не душе твоей? Пойдем далее. Ты ощущаешь удовлетворение, отложив ее, лишь когда выкуришь до конца, не так ли? Ты доволен, когда видишь, что в трубке не осталось ничего, кроме пепла.

- Так оно и есть.

- Вот уже два удовольствия, в которых чувства твои отнюдь не принимают участия; а теперь, прошу тебя, угадай третье, главное.

- Главное? Благовоние табака.

- Отнюдь нет. Это удовольствие обоняния - оно чувственно.

- Тогда не знаю.

- Итак, слушай. Главное удовольствие от курения заключается в самом созерцании дыма. Ты никогда не сможешь увидеть, как он исходит из трубки; но ты видишь, как весь он появляется из угла твоего рта, через равные, не слишком малые промежутки времени. Воистину удовольствие это главное: ведь ты никогда не увидишь слепого, которому бы нравилось курить. Попробуй сам закурить ночью в комнате, где нет огня: ты не успеешь зажечь трубку, как уже отложишь ее

. - Слова твои - истинная правда; но прости: я полагаю, что многие из удовольствий, влекущих мои чувства, предпочтительнее для меня, нежели те, что влекут к себе одну лишь душу».

В конце разговора каждый из собеседников остаётся при своём мнении. Казанова не воспринимает душевные удовольствия, как таковые. Они существуют, но для него – вторичны. Поэтому полученный в подарок предмет – для него в первую очередь предмет, обретённое имущество, часть вещественного мира. А уж каким путём – не важно. Послание, которое в подарке заключается, информация о дарившем – для авантюриста важны не более, чем сизый табачный дым.

Казанова не только получает подарки. Разумеется, он дарит их и сам. Но, как мы видели выше «с выгодой для себя». Подарки для Казановы только средство, способ найти скорейший путь к наслаждению. И, поэтому, при случае он может и передарить чужой подарок, да и вопрос выбора подарка особо не волновал молодого Джироламо. Впрочем, небрежное отношение к подаркоделанию подвело Казанову, и двадцати шести лет отроду он попал в неловкое положение. С ним сыграла злую шутку привычка делать женщинам одинаковые подарки.

Казанова подарил женщине, монахине М.М. медальон с секретом – под благочестивой картинкой скрывался портрет дарителя. Но когда-то он заказывал у того же ювелира кольцо, заключавшее тот же секрет – чтобы подарить его К.К. Казанова не мог предвидеть, что М.М. увидит у К.К. кольцо и догадается о том, что она не первая, и не единственная любовница Казановы. Но это ещё можно было бы стерпеть – ведь не думала же М.М., что её неистощимый на любовные выдумки друг не познал до неё женщины – самым обидным было то, что подарок, преподнесённый ей, не был даром любви, и не предназначался именно ей – а был привычным и отработанным ходом любовной игры. И М.М. мстит – присылает на свидание вместо себя успевшую уже опостылеть Казанове К.К. И игрок Казанова сам становится игрушкой в руках двух обиженных женщин.

Перелом в мировоззрении Казановы происходит во время заключения в Пьомби. Циник и атеист Джакомо, в стенах свинцовой тюрьмы познаёт радость религиозного экстаза, ценность человеческих отношений и наслаждений отнюдь не чувственных. Отражается это и на отношении Казановы к подаркам. Оно меняется координально. Теперь, получая подарок, он стремится видеть в нём не полезную или бесполезную вещь, а душевный порыв дарившего.

«В первый день 1756 года получил я новогодние подарки, Лоренцо принес мне халат на лисьем меху, шелковое ватное одеяло и медвежью полость для ног: холод стоял столь же отчаянный, как и жара, что претерпел я в августе месяце. Передавая мне дары, Лоренцо сказал, что секретарь велел положить мне шесть цехинов в месяц, дабы мог я покупать книги, какие захочу, а также и газету, и что подарок прислал мне г-н де Брагадин. Я попросил у Лоренцо карандаш и написал на клочке бумаги: "Благодарю Трибунал за сострадание и г-на де Брагадина за добродетель".

Надобно побывать в моем положении, чтобы понять, какие чувства пробудило в душе моей это происшествие; в порыве чувствительности простил я своим гонителям и почти оставил замысел побега».

Читатель так и не узнает, действительно ли был добродетелен Брагадин и были ли эти дары признаком особого расположения Трибунала. Но, будучи отрезанным от мира, Казанова очень хотел верить, что о его существовании помнят, что ему сочувствуют. Конечно, подаренные зимние вещи были весьма кстати, так как помогали согреться в холода. Но ещё больше узник нуждался в тепле душевном.

Находясь в заключении, Казанова и сам начинает дарить иначе. Если раньше, по собственному признанию, его останавливала скаредность, то в Пьомби отношение Казановы к деньгам девальвируется. Он дарит искренно и впервые бескорыстно. Первому встречному, соседу по заключению, Казанова с готовностью дарит свою постель, вино, ночную рубашку. Для Казановы момент одарения новых сокамерников становиться знаковым. Джакомо помнит отчаяние первых дней заключения, тем более сильное, что тогда Казанова был лишён чьей-либо поддержки. И, всякий раз, одаряя «новенького», Казанова демонстрирует ему, что он не одинок, что со временем станет легче. Кстати, интересно, что Джакомо одинаково щедр как с теми, к кому испытывает симпатию, так и с теми, кого считает сбродом – проснувшееся в нём внезапно человеколюбие ни для кого не делает исключений.

После побега из свинцовой тюрьмы, кажется, что всё возвращается на круги своя. Казанова пускается в новые романы и авантюры, о которых рассказывает читателю с присущим ему весёлым цинизмом. Но всё-таки душевное потрясение, пережитое в Пьомби, оставляет свой след, хотя прямо об этом Казанова и не рассказывает. Об изменениях можно судить по косвенным признакам, в том числе и по поведению Казановы в возникающих подарочных ситуациях.

Разумеется, небогатый и незнатный разночинец, прежде всего ищет покровительства мира сего, и с готовностью принимает от них подарки, будь то деньги, или предметы роскоши. Такие ситуации на страницах «Истории…» возникают не однократно. Однако, Казанова и сам ощущает потребность дарить радость. Причём, в отличие от дней своей юности, Казанова не спешит воспользоваться ситуацией дарения для извлечения из неё чувственной или практической пользы.

Так, во время своего пребывания в Париже Казанова дарит хорошенькой девушке, которую встречает на базаре – пряжки со стразами, на которые она с вожделением смотрит. Читатель уже напрягается в ожидании очередного любовного приключения, но ничего не происходит. Казанова не пытается завязать интрижку, а довольствуется тем, что любуется тем, как девица краснеет от смущения, а потом радуется так, что даже забывает поблагодарить.

Хотя, разумеется, натура и взгляды Казановы накладывают свой оттенок и на то, что и как он дарит. Например, трём небогатым актрисам он решает подарить золото. Но способом необычным, так, чтобы они от этого подарка не отказались. Он заказывает ювелиру три одинаковых золотых шарика, и вручает их девицам с уверениями, что эти шарики способны защитить от нежелательной беременности.

И, похоже, по мере того, как жизнь Казановы клонилась к закату Джакомо Джироламо всё лучше осваивал искусство дарить и принимать подарки. И всё больше удовольствия извлекал из ситуаций дарения. Но вот незадача – дарить было всё сложнее – неуклонно надвигались на Казанову старость и бедность. И вот уже для того, чтобы подарить приглянувшейся девчушке лет восьми латунное колечко, которое малышка жадно пожирает глазами, Казанове приходится расставаться с последними деньгами, да ещё взятыми в долг. Впрочем, скоро уже и в долг давать не будут. Получать подарки самому? О, да, теперь Казанова сумел бы ценить подаренные ему предметы, как бережно он бы хранил их (подобно тому, как сохраняет в заветной шкатулке переписку с одной из своих любовниц – Генриеттой). Но, увы!.. это раньше встречавшиеся на жизненном пути случайные знакомцы и многочисленные возлюбленные щедрой рукой оделяли его деньгами, одеждой, предметами роскоши. Одаривать же обезображенного сифилисом старика с дурной репутацией никто не спешил.

И всё же, можно сказать, что Казанове удалось вполне насладится даже теми дарами, которые он когда-то оставил неоценёнными. Он сделал это … во время написания своих воспоминаний. Описывая полученные когда-то подарки, которые он уже не мог не видеть, не осязать, Казанова воскрешал в памяти счастливые дни своей жизни и получал то самое душевное удовольствие, значение которого не мог оценить когда-то.

Виктория Черёмухина

#!ShowTnx();