И.А. Гончаров. Обрыв (4)

На другой день утром Райский взял у Шмита portebouquet и обдумывал, из каких цветов должен быть составлен букет для Марфеньки. Одних цветов нельзя было найти в позднюю пору, другие не годились.

Потом он выбрал даские часы, с эмалевой дорогой подвеской, с цепочкой, подарить от себя Марфеньке, и для этого зашёл к Титу Ниокнычу и занял у него двест ирублей до завтра, чтобы не воевать с бабушкой, которая без боя не дала бы ему промотать столько на подарок и, кроме того, пожалуй, выдала бы заранее его секрет.

У Тита Никоныча он увидел роскошный дамский туалет, обшитый розовой кисеей и кружевами, с зеркалом, увитым фарфоровой гирляндой из амуров и цветов, артистической, тонкой работы, с Севрской фабрики.

- Что это? Где вы взяли такую драгоценность? – говорил он, рассматривая группы амуров, цветы, краски, - и не мог отвести глаз. – Какая прелесть!

- Марфе Васильевне! – любезно улыбаясь, говорил Тит Никоныч, - я очень счастлив, что вам нравится, вы знаток. Ваш вкус мне порукой, что этот подарок будет благосклонно принят дорогой новорожденной к её свадьбе. Какая отменная девица! Поглядите, эти розы, можно сказать, суть её живое подобие. Она будет видеть в зеркале своё прелестное личико, а купидоны будут ей улыбаться…

- Где вы достали такую редкость?

- До завтра попрошу у вас секрета от Татьяны Марковны и от Марфы Васильевны тоже! – сказал Тит Никоныч.

- Ведь это больше тысячи рублей надо заплатить! И где здесь достать?..

- Пять тысяч рублей ассигнациями мой дед заплатил в приданное моей родительнице. Это хранилось до сих пор в моей вотчине, в спальне покойницы. Я в прошедшем месяце под секретом велел доставить сюда; на руках несли полтораста верст; шесть человек попеременно, чтобы не разбилось. Я только новую кисею велел сделать, кружева тоже – старинные: изволите видеть – пожелтели. Это очень ценится дамами, тогда как… - добавил он с усмешкой, - в наших глазах не имеет никакой цены.

- Что бабушка скажет? – заметил Райский.

- Без грозы не обойдётся, я сильно тревожусь, но, может быть, по своей доброте, простит меня. Позволяю себе вам открыть, что я люблю обеих девиц, как родных дочерей, - прибавил он нежно, - обеих на коленях качал, грамоте с Татьяной Марковной обучал; это – как моя семья. Не измените мне, - шепнул он, - скажу конфиденциально, что и Вере Васильевне в одинаковой мере я взял смелость изготовить в своё время, при её замужестве, равный этому подарок, который, смею думать, она благосклонно примет…

Он показал Райскому массивный серебряный сервиз на двенадцать человек, старой и тоже аристократической отделки.

#!ShowTnx();